Когда
я говорю о полноте жизни, я вовсе не имею ввиду одни лишь приятные вещи,
которые могут её наполнять. Прискорбного тоже хватает, и это правильно:
в жизни должно быть всего понемногу, иначе не почувствуешь всей полноты.
Дело было в Нью-Йорке. Мне тогда исполнилось лет тридцать пять или тридцать
шесть (1958-1959гг. - прим. автора). Любил расхаживать по Бруклину, по Гарлему,
словом, нравилось мне искушать судьбу, хотя неоднократно приходилось убеждаться
в том, что это не правильно, не хорошо. Знал, что не хорошо, а делал, как
видно, тоже "чего-то не хватало". ВОТ И ПОЛУЧИЛ!
Переходя из одной узкой улочки в другую, средь бела дня я таки нарвался
на те неприятности, на которые долго напрашивался. Негры - проблема не только
американская, но в Америке, согласитесь, она имеет свое особенное звучание.
Если не соваться в негритянские районы, её можно просто никогда не ощутить.
Бывают счастливчики, которым в этом невероятно везет. Однако я не из них.
Не обходить же мне десятой дорогой опасные места, когда я всю жизнь свою
посвятил борьбе с опасностями. И вот дождался, наконец.
Надо сказать, что американские "билдинги", то есть дома, далеко
не везде одинаковы. Иные напоминают заброшенный завод, а иные - шахту, по
причине зияющей дыры, образовавшейся на месте старого фундамента. Словом,
прогуливаться там - удовольствие не для каждого. Но я и не считал себя "каждым",
так что изо дня в день смело вышагивал километры по этим безобразным, но
лишенным обычного автомобильного смрада лабиринтам. Своеобразный моцион,
ежедневная прогулка, если хотите.
Мое тогдашнее приключение и сейчас очень живо стоит у меня перед глазами,
как будто это все произошло вчера.
Если у вас деньги, есть ли у вас при себе другие ценности или просто заурядное
имущество - этот вопрос всегда волновал жителей Гарлема, а особенно в те
моменты, когда вы сами их ищете с целью немного познакомиться.
Мое знакомство с обитателями американских трущоб было непродолжительным,
но весьма опасным для жизни, там я едва с ней не распростился. Негостеприимные
представители чернокожего населения, их было в тот день трое-четверо, завидев
меня, оставили свои обычные дела и как-то странно заторопились в мою сторону.
Мне бы тут же смекнуть, в чем дело, и дать стрекача, но моя профессиональная
гордось не дала мне этого сделать. Не мог я пасть так низко, лучше было
умереть. Меня, вероятно, приняли за богатого и наивного японского туриста,
мечтавшего вкусить все прелести Нью-Йорка.
В общем, теснимый неприятелем, я вскоре, неожиданно для самого себя, оказался
на четвертом этаже подозрительного билдинга, причем внутри квартир не оказалось,
одни лишь полуразрушенные лабиринты, окаймленные такими же полуразрушенными
лестничными пролетами.
Дальше все происходило как в плохом боевике, ничего интересного, поверьте
мне на слово. Попинали, обшарили, а когда я попытался показать что-нибудь
из своего боевого репертуара ( балансируя между провалами конструкции!),
меня и вовсе "вырубили", да так искусно, что, очнувшись, я сначала
ощутил себя уже в ином мире, в мозгу словно молоты ударяли и мелькнула мысль:
"Конец!"
Так пролежал я до наступления сумерек, и только сгущавшаяся темень заставила
меня кое-как подняться на ноги и попытаться выбраться на улицу.
Дело это было непростое. Стараясь найти удобную лесницу, я то и дело натыкался
на труднопреодолимые бреши. То есть, в здоровом состоянии я бы с ними справился
в два счета, но сейчас такие прыжки было делать опасно: с больной головой
да ещё в полутьме можно было запросто загреметь на самое дно одного из зияющих
"колодцев".
Спас меня мальчуган, тоже негр, но настроенный так миролюбиво, что я поначалу
принял его за ангела. Сначала он юркнул прямо передо мной в один из коридоров
и поманил меня туда же. Я покорно поплелся следом, благодаря судьбу за снисхождение
и терпимость ко мне, беспутному. В тупике коридора зияла дыра, служившая
когда-то окном. Я глянул вниз: до земли метров десять. Однако маленький
чертенок вскочил на подоконник и ухватился за расположенную рядом пожарную
лестницу, о существовании которой я сначала и не подозревал. Пришлось и
мне спуститься следом за ним. Но не до земли. Лестница обрывалась за три
метра до нее. Мальчуган, не долго думая, по-обезьяньи, перескочил на крышу
стоящего рядом гаража, ныне служившего приютом для бродячих кошек. Его-то
крыша выдержала, но не меня... В общем, минут через десять беседа наша уже
мирно протекала среди стянутых неизвестно откуда вонючих матрацев и прочего
хлама, на полу того самого бывшего гаража.
Я валялся среди этих куч обессиленный и несчастный, а мальчишка, успев понять,
что я немного кумекаю по-английски, усиленно тормошил меня, заставляя отвечать
на вопросы.
— Э-э-эй!..
— А-а-а
— Ты кто?
— Я?..
— Ты, ты!..
— Я - Ма-а-а.
— Чего?
— Ма ма
— Мама?
— Я - Масу Ояма паршивец. Спасибо тебе, однако.
— Кто-кто?
И так далее. Мне хотелось оседлать своего любимого конька и рассказать парнишке,
как полезно заниматься каратэ и какой из него вышел бы первоклассный каратист,
раз он такой "летучий". Но, увы, ничего из этого не вышло. Разговаривать
я в тот вечер не мог.
Кошки подозрительно косились из своих углов и явно не одобряли продолжение
нашей беседы. Зеленые светлячки их глаз буравили нас, будто приглашая на
выход.
Не было у этой истории никакого особенного продолжения, никого я в этот
день ничему не научил, научили разве что меня.