Масутацу Ояма. Поезжайте в Мусаси!

 

Зазвонил телефон. Это снова Стив. Надо было познакомить наших с этим Пуатье, чтобы можно было узнавать его не только внешне, но и чтобы привычки и повадки его были выучены всеми нашими назубок. А для этого, хочешь – не хочешь, придется побыть в роли ищейки. Подробности жизни «светил» никогда еще никому так просто в руки не попадали. Хоть и с некоторым трудом, а удалось, все-таки кое-что уже разнюхать, а именно: встает светило не раньше полудня, затем сразу тренировка, где задействованы не меньше дюжины спортсменов. К вечеру их становится что-то уже около тридцати. Днем рассеянно следит за процессом из угла зала, зато вечером потеет до седьмого пота наравне со всеми остальными. Привез из Франции с собой девицу, и сразу появились большие проблемы: стал попивать, курить сверх меры, ложился теперь не раньше трех часов ночи. Преступный мир уже не сводит с него глаз, приходится иметь телохранителей. Ну, не без этого. Как выглядит зал, уже тоже известно. Методы приблизительно те же, что уже наблюдались ранее. Все тот же кёкусин, разбавленный для отвода глаз обычными приемами.

 

Что касается личности самого Пуатье, то, как мне сообщили, в бою он пользуется ножками от стульев и прочей мебелью, вероятно, это и есть тот свежий метод, на который он возлагает большие надежды. Веселенький типчик, ничего не скажешь. Я так растрогался, что даже заулыбался. Я хорошо знал, что на текущий момент равных мне быть не могло. Здесь не было ни одного весомого противника, ибо то, чем владею я, по праву называется боевым искусством. Оно состоит не только в том, чтобы свалить противника, нет, падать тоже надо научиться. Это, пожалуй, куда большая наука, упасть, встать невредимым и снова ринуться в бой, как ни в чем не бывало. Пуатье этого не понять, он надеется главным образом на силу, берет на дешевый испуг, это очевидно, и в этом главная его ошибка. За мной моя школа и мой многолетний опыт, я хорошо знаю, что такое открытый и честный бой. Ему же претит само понятие честности. Такие, в конце концов, всегда уходят с позором.

 

Наконец, я в гостинице. Трудный выдался денек, и это сразу по прибытии! Впервые номер я открыл лишь вечером, поэтому, валясь от усталости, решил махнуть рукой на все и отдохнуть во что бы то ни стало. Завтрашний день был одним из решающих, и я заснул крепким сном. Завтра я проснусь не в Мусаси, меня ждут новые арены, новая жизнь.

 

В час дня за мной заехал Стив, и мы отправились на нашу разведку. За нами ехали также еще две машины, в которых сидели несколько местных любителей карате, приверженцев нашей школы. Вскоре мы повернули за угол, и очутились перед входом в зал противника. Помедлив три минуты, мы все-таки решили припарковаться именно там. Войдя, внутри мы не увидели никого, кто мог бы хоть отдаленно походить на противника, более того, никто не делал нам пригласительных знаков. Лишь попросили не размахивать руками во избежание ненужных недоразумений.

 

Надвигались тучи, но тумана, как ни странно, не было. Еще в гостинице я догадался надеть под пальто кимоно, обувь тоже соответствовала случаю. Такой себе ряженый дяденька, да, внешность моя привлекала внимание. Меня то и дело приветствовали – одобрительными кивками. Через три минуты должен был начаться поединок. Скинув обувь, я открыл дверь там, где мне было нужно. На все это ушло лишь две секунды.

– Меня зовут Масу Ояма, а вы – Пуатье? – сказал я по-английски.

 

Человек в углу зашевелился и через три-пять секунд, словно очнувшись, вскочил на ноги. Да, опытным взглядом, он сразу усмотрел во мне достойного противника. Постояв немного, он снова уселся в своем углу, и притворился, будто бы забыл о моем существовании. Поправив съехавшую на глаза челку, он снова рассеянно уставился в зал. Хотя, первоначальное изумление продолжало оставаться на его лице.

 

– Я – Масу Ояма, а вы кто? – снова по-английски произнес я.

 

Он повернул голову, и я увидел, как расширились его зрачки. Пауза длилась не больше четырех секунд. Затем он вскочил и, как безумный, сорвался с места; с невероятной скоростью он пронесся через зал и, чуть не выломив дверь, выскочил наружу. Уже оттуда раздался его истошный вопль: «В машину!», «Все по машинам!». С десяток дюжих ребят, приготовившихся было к состязанию, наперегонки, отталкивая друг друга, бросились в ту же дверь.

 

– Подождите! – выкрикнул я.

 

Пришлось и мне броситься за ними, а уже за мной постепенно вываливались на улицу те, кто так и не успел разобраться, в чем, собственно, дело. Все происходило быстро, как в кино.

 

Вдруг сзади на меня напал увесистый детина лет тридцати, повалил наземь, улегся на меня и стал дышать мне прямо в лицо. Тут я заметил, что во рту у него почти не было зубов, видно, нелегко приходилось ему в компании Пуатье. С ним-то я быстро расправился, а вот Пуатье оказался крепким орешком. Но, в конце концов, и он, застонав, стал интересоваться, что же мне от него нужно. Я объяснил, что пока ничего, кроме разве что нескольких афиш на память.

 

 

Я едва сдерживал гнев.

 

 

Сознание постепенно вернулось к нему, и он начал отчаянно жестикулировать, объясняя мне, что кёкусин – это его метод, что он не видит в нем ничего преступного и что другим он до сих пор безумно нравился. Сегодня, мол, не обойтись без новых форм ведения боя, надо проявлять ловкость, силу, выносливость, и если это нравится большинству, зачем же возмущаться. На него жалко было смотреть. Он снова застонал и стал медленно подниматься. Затем сказал, что понял, как ошибался:

 

 

Только сейчас я заметил своих английских коллег, которые, как видно, всего несколько минут назад подъехали на трех автомобилях и теперь с удивлением следили за происходящим. Стив даже побледнел.

 

– Садитесь в машину, Стив, – обратился я к нему, а сам тем временем попытался сорвать, все-таки, парочку афиш.

 

Уезжая, мы наблюдали, как бедного Пуатье уговаривали поехать в госпиталь. Он все еще стонал, однако, ехать отказывался. Не хотел выставляться слабаком, держал марку. С этим типом, в конечном итоге, уже все было ясно.

 

Оставался, однако, южноафриканец. Этого Утэнбогарда я, еще будучи в Японии, попытался пригласить к себе для так называемого обмена опытом. Тот все отказывался. Да, не так просто раскалываются эти деляги от спорта, без грубой силы тут, вероятно, снова не обойтись. Ну что ж, если понадобится, я не против. А пока… Пока мне страшно хочется перенестись в прошлое, в то счастливое время, когда мы начинали, с десяток-другой лет тому назад! Эх, и вправду хорошее было время!