Масутацу Ояма. И мне случалось быть избитым

 

 

Вернемся, однако, в Чикаго. Однажды погожим днем, завязывая вокруг шеи кашне и напевая весеннюю песенку, которая явно своим настроением соответствовала погоде за окном, я пришел к выводу, что неплохо было бы прогуляться где-нибудь в парке или в роще и, желательно не в одиночку. Мэг не заставила себя долго упрашивать.

– Не пройтись ли нам? – позвонил я ей.

– Почему бы и нет? – послышался радостный голос в трубке.

 

Дорожки в парке еще не успели просохнуть, поэтому, выйдя из машины, Мэг сразу же обнаружила, что не может идти, шпильки явно не подходили для такого променада. Камешков тоже было достаточно. Не успев угодить в более или менее приличное болотце и вытащив оттуда ногу, Мэг неожиданно встретилась с новой проблемой: злополучный каблук прочно застрял между солидных булыжников, которых она как-то не заметила. Что ж, придется идти обратно к машине. Оставляя это невезучее место, мы пустились на поиски асфальтированного оазиса, где, наконец-то можно было бы пройтись беспечной походкой, не думая о последствиях. Однако другие последствия, к сожалению, не заставили себя ждать. Такого, честно говоря, я и предвидеть не мог. А случилось вот что.

 

Сначала мы покружили минут эдак двадцать-тридцать вокруг злополучного парка, затем повернули на проселочную дорогу, затем свернули еще куда-то (сейчас уже точно не припомню, так как за рулем сидела Мэг). Местность, если откровенно, не понравилась мне с самого начала. Какие-то невзрачные деревья, совершенно голые, всем своим видом контрастирующие с буйной зеленью только что мелькавших частых лесных участков. «Ну и местечко», – подумалось мне, однако монотонный шум двигателя не давал мне долго задерживаться мыслью на одном и том же. Его укачивающее, усыпляющее действие, его неожиданно визгливые нотки, наводили такую тоску и такую сонливость, что, казалось, не будет конца этим нудным и бесполезным поискам. Кончился и этот безрадостный участок, пошел густой ельник, далее – сосновый бор... Так продолжалось изнуряюще долго, настолько долго, что я даже стал невольно подпевать, соблюдая надлежащий такт, визгливому, старому мотору:

– до, до, до... - вторила машина.

– Я – Ояма! Я – Масу Ояма! – издевался я над ней.

– Ты-ты-ты!... – снова поддакнула она.

 

Не заметив еще нескольких поворотов, я неожиданно для себя увидел открытую местность. Сначала там не было ни души. Мы вышли было из машины, но вскоре поняли, что сделали это напрасно. Но было уже поздно. Перед нами неожиданно выросла стена подростков, таких я, кажется, видел в боевиках. Высокие, плечистые, хотя на мой японский рост и карлик выглядел бы великаном. Наверное, не такие они и верзилы, однако, у страха глаза велики. Страх был не за себя, а за Мэг, что я стоил против них, один против десяти, и не на ринге, а в лесу. Поляна была не так широка, как хотелось бы, так что видеть каждого из них не представлялось возможным. Кто знает, сколько их еще скрывалось в чаще? Сделав молниеносный прыжок, я попробовал взять их испугом:

 

– Заглохни, идиот! – это был ответ на мой вопрос.

 

Сомнений не было: ситуация не из легких.

 

По-моему, эта команда была лишней, вся бледная, ни жива, ни мертва, Мэг наблюдала из машины, лишь мимикой пытаясь облегчить мои страдания.

 

И тут началось. Теперь я с большим трудом вспоминаю, скольких я уложил, сколько раз укладывали меня. Честно говоря, пару раз я попрощался-таки с жизнью... Прыжок, еще прыжок... Наверное, все кончилось бы печально, не раздайся вдруг звук подлетающего вертолета. Это было спасение! Такое бывает лишь в кино. Обезумевшая от страха Мэг, буквально вдавившись в сидение, казалось, потеряла сознание. Мне долго пришлось приводить ее в чувство. Когда она, наконец, очнулась и выслушала мой рассказ, ее гордости за меня не было предела.

 

Всю правду до конца ей так и не суждено было знать. Не стану же я уверять ее в счастливом случае, что лишь благодаря шуму вертолета она осталась целой и невредимой. Пусть думает, что это я, в конце концов, так легче нам обоим.

 

Возвращаясь назад, я купался в комплиментах, утопал в похвалах, и мне, признаться, было стыдно. Я краснел от стыда, старался перевести разговор на другую тему, да не тут-то было. Она не замечала выражения моего лица, ее переполняла гордость. Вот как бывает в этой жизни: хоть и не виноват, а краснеть приходится. Бывает.