Культура самураев близка иранскому мистицизму, или Почему бусидо и «джихад против себя» – основа в сознании воина
Вниманию читателей Superkarate.ru предлагается перевод размышлений иранского исследователя Хоссейна Карамьяра. Автор находит черты схожести между культурой японских самураев и иранским мистицизмом.
Одной из традиционных черт Японии является самурайская культура. Самураи – один из четырех основных классов в Японии, особенно развившийся во вторую эпоху истории Страны восходящего солнца, известную как эпоха религиозной культуры, которая сохранялась до 17 века; самураи были одними из самых важных создателей японской культуры – плечом к плечу с буддийскими монахами.
Самураи считались представителями культуры и интеллектуальной системы Японии. Они обладали духовными и моральными качествами, которые приносили им привилегии, побуждая другие классы воспринимать их как образцы морального совершенства. Их мужество и самопожертвование в некоторой степени сближают их с «айярунами» или «айяранами» («герой» или «чемпион») в иранской культуре. Хотя в Иране айяруны никогда не возникали как уникальный класс, отдельный от других слоев общества, нельзя недооценивать их влияние на понятия храбрости, щедрости, честности и самоотверженности в иранском обществе.
Несмотря на отсутствие достаточных источников для исчерпывающего сопоставления рассматриваемых культур, изучение двух книг под названием «Книга самурая» (Хагакуре Ямамото Цунэтомо) и «Это кендо: искусство японского фехтования» (Дзюндзо Сасамори) позволяет найти сходство между японскими самураями и иранскими айярунами. Изучение этих трудов выявило гармонию самурайской культуры с нравственными учениями Ирана. Исследование причин подобной гармонии выходит за рамки этой небольшой статьи. Тем не менее, говоря в двух словах: заметны близость буддизма к иранской культуре, особенно с учетом его распространение в крупных городах как Балх и Бухар.
Жизненная философия Хагакурэ и ее сравнение с иранским и исламским мистицизмом представляет родство между самурайской культурой и иранским мистицизмом. Автор Хагакурэ считал, что смерть – это путь самурая, и там, где человек зависает между смертью и жизнью, самурай без колебаний выбирает смерть. Глубокое изучение философии смерти Хагакурэ указывает на то, что автор подчеркивал ценность человеческого существования, но не нигилизма, как предполагают некоторые люди. Идея смерти в смысле жизни сияет также в иранском и исламском мистицизме. В иранском мистицизме смерть – это то же, что и жизнь. Хагакурэ же определяет настоящего самурая как того, кто не боится смерти и постоянно готов умереть.
Самурайский путь был основан не на учениях философии и религии, а на духе мужества, проявляющемся на полях сражений. В истории Ирана воинами восхищались за их борьбу за справедливость. Литература Ирана изобилует героическими эпическими подвигами и историями, ищущими справедливости и славы. Путь иранского воинства возник из религиозного рвения и вращался вокруг долга сильного перед слабым. Самураи, однако, присоединялись к войнам не во имя богов или Будды, а во имя себя, декламируя героические стихи и громогласно заявляя о своих подвигах.
Что касается культуры позора, то самураи считают его наихудшей участью. Если самурай не сможет отомстить, он не пожнет ничего, кроме позора и дурной славы. В свою очередь, один иранский поэт писал: «Так сказал зороастрийский жрец, что лучше почетная смерть, чем жизнь в позоре».
Верность – еще один элемент философии Хагакурэ. Автор не одобряет благоразумную логику теории Конфуция о лояльности и подчеркивает, что истинный самурай преданно служит своему господину независимо от выгоды или убытков. Эта безграничная верность бусидо презирает смерть. При этом благородные и преданные японские самураи никогда не были лишены духа самоуважения и уверенности в себе, они никогда не мирились с тем, что они считали тиранией и запугиванием. Путь самоотверженности и верности занимает уникальное место и в иранском мистицизме.
В жизни самурая добродетель самоотверженности, связанная с самообладанием и самоотречением, на самом деле является демонстрацией всех добродетелей. По этому поводу в иранском мистицизме говорится: «Я настраиваю музыкальный инструмент на мелодию отрицания; когда ты умрешь, смерть раскроет тайну».
Среди черт верности у Хагакурэ – проницательность и чувство любви. В древней Японии существовал физический и чувственный пыл, но они не знали любви. На западе со времен древних греков любовь человеческая и любовь небесная различались. Человеческая любовь (эрос) началась с физической симпатии. Эта концепция развивалась постепенно в философии Платона. Однако небесная любовь (агапе) – это духовная жизнь, отчужденная от физической симпатии. Поэтому в западной мысли физическая любовь и любовь духовная всегда считались противоречащими друг другу. Однако в японской фундаментальной мысли физическая любовь и небесная любовь были переплетены и нет различия между любовью и верностью своему господину.
Более глубокое понимание любви встречается у иранских мистиков. Любовь – это высокое мистическое чувство, которое развивается из невыразимого чувства. Жизнь есть любовь, и без любви человек мертв.
Мудрость мысли Хагакурэ можно выделить в борьбе с концепцией интеллекта. Знание, которое Хагакуре считает благородным для человека, является интуитивным знанием, которое отделено от рационального знания и теоретического разума. Око сердца ярче и глубже ока головы и видения мысли. С точки зрения иранских мистиков, интеллект является источником разделения и раздора. Интеллект сам по себе материалистичен и не может восстановить вечную ценность человека. Эта ценность заключена в божественной интуиции и вечности человека. Человек всегда искал ее после своего изгнания из рая.
Сатана – воплощение реалистического ума, а сущность человека – любовь к совершенству и вечности. Теоретический интеллект не может проникнуть в эту простую сущность. Это понимание является источником света знания, к которому разум не имеет доступа. Человек должен отвернуться от логики, чтобы открыть это знание. В иранском мистицизме говорится: «я испытаю благоразумный интеллект, и с того момента я сойду с ума». Хагакурэ, в свою очередь, считает решимость и усилие выше интеллекта.
В нравственной системе Ямамото придается особое значение образованию, оно определяется как непрекращающийся поток, длящийся всю жизнь. Первым принципом воспитания самурая является самосовершенствование и взращивание духа мужества и уверенности в себе. Эта же концепция заняла видное место в иранском и исламском мистицизме, называемом великим джихадом или джихадом против себя. В этой философии настоящая победа заключается не в победе над врагом, а в победе над собой. Первый шаг к самосовершенствованию – это самопознание.
Значение, придаваемое самодисциплине в иранском и исламском мистицизме, можно найти в следующем повествовании:
Одной из традиционных черт Японии является самурайская культура. Самураи – один из четырех основных классов в Японии, особенно развившийся во вторую эпоху истории Страны восходящего солнца, известную как эпоха религиозной культуры, которая сохранялась до 17 века; самураи были одними из самых важных создателей японской культуры – плечом к плечу с буддийскими монахами.
Самураи считались представителями культуры и интеллектуальной системы Японии. Они обладали духовными и моральными качествами, которые приносили им привилегии, побуждая другие классы воспринимать их как образцы морального совершенства. Их мужество и самопожертвование в некоторой степени сближают их с «айярунами» или «айяранами» («герой» или «чемпион») в иранской культуре. Хотя в Иране айяруны никогда не возникали как уникальный класс, отдельный от других слоев общества, нельзя недооценивать их влияние на понятия храбрости, щедрости, честности и самоотверженности в иранском обществе.
Несмотря на отсутствие достаточных источников для исчерпывающего сопоставления рассматриваемых культур, изучение двух книг под названием «Книга самурая» (Хагакуре Ямамото Цунэтомо) и «Это кендо: искусство японского фехтования» (Дзюндзо Сасамори) позволяет найти сходство между японскими самураями и иранскими айярунами. Изучение этих трудов выявило гармонию самурайской культуры с нравственными учениями Ирана. Исследование причин подобной гармонии выходит за рамки этой небольшой статьи. Тем не менее, говоря в двух словах: заметны близость буддизма к иранской культуре, особенно с учетом его распространение в крупных городах как Балх и Бухар.
Жизненная философия Хагакурэ и ее сравнение с иранским и исламским мистицизмом представляет родство между самурайской культурой и иранским мистицизмом. Автор Хагакурэ считал, что смерть – это путь самурая, и там, где человек зависает между смертью и жизнью, самурай без колебаний выбирает смерть. Глубокое изучение философии смерти Хагакурэ указывает на то, что автор подчеркивал ценность человеческого существования, но не нигилизма, как предполагают некоторые люди. Идея смерти в смысле жизни сияет также в иранском и исламском мистицизме. В иранском мистицизме смерть – это то же, что и жизнь. Хагакурэ же определяет настоящего самурая как того, кто не боится смерти и постоянно готов умереть.
Самурайский путь был основан не на учениях философии и религии, а на духе мужества, проявляющемся на полях сражений. В истории Ирана воинами восхищались за их борьбу за справедливость. Литература Ирана изобилует героическими эпическими подвигами и историями, ищущими справедливости и славы. Путь иранского воинства возник из религиозного рвения и вращался вокруг долга сильного перед слабым. Самураи, однако, присоединялись к войнам не во имя богов или Будды, а во имя себя, декламируя героические стихи и громогласно заявляя о своих подвигах.
Что касается культуры позора, то самураи считают его наихудшей участью. Если самурай не сможет отомстить, он не пожнет ничего, кроме позора и дурной славы. В свою очередь, один иранский поэт писал: «Так сказал зороастрийский жрец, что лучше почетная смерть, чем жизнь в позоре».
Верность – еще один элемент философии Хагакурэ. Автор не одобряет благоразумную логику теории Конфуция о лояльности и подчеркивает, что истинный самурай преданно служит своему господину независимо от выгоды или убытков. Эта безграничная верность бусидо презирает смерть. При этом благородные и преданные японские самураи никогда не были лишены духа самоуважения и уверенности в себе, они никогда не мирились с тем, что они считали тиранией и запугиванием. Путь самоотверженности и верности занимает уникальное место и в иранском мистицизме.
В жизни самурая добродетель самоотверженности, связанная с самообладанием и самоотречением, на самом деле является демонстрацией всех добродетелей. По этому поводу в иранском мистицизме говорится: «Я настраиваю музыкальный инструмент на мелодию отрицания; когда ты умрешь, смерть раскроет тайну».
Среди черт верности у Хагакурэ – проницательность и чувство любви. В древней Японии существовал физический и чувственный пыл, но они не знали любви. На западе со времен древних греков любовь человеческая и любовь небесная различались. Человеческая любовь (эрос) началась с физической симпатии. Эта концепция развивалась постепенно в философии Платона. Однако небесная любовь (агапе) – это духовная жизнь, отчужденная от физической симпатии. Поэтому в западной мысли физическая любовь и любовь духовная всегда считались противоречащими друг другу. Однако в японской фундаментальной мысли физическая любовь и небесная любовь были переплетены и нет различия между любовью и верностью своему господину.
Более глубокое понимание любви встречается у иранских мистиков. Любовь – это высокое мистическое чувство, которое развивается из невыразимого чувства. Жизнь есть любовь, и без любви человек мертв.
Мудрость мысли Хагакурэ можно выделить в борьбе с концепцией интеллекта. Знание, которое Хагакуре считает благородным для человека, является интуитивным знанием, которое отделено от рационального знания и теоретического разума. Око сердца ярче и глубже ока головы и видения мысли. С точки зрения иранских мистиков, интеллект является источником разделения и раздора. Интеллект сам по себе материалистичен и не может восстановить вечную ценность человека. Эта ценность заключена в божественной интуиции и вечности человека. Человек всегда искал ее после своего изгнания из рая.
Сатана – воплощение реалистического ума, а сущность человека – любовь к совершенству и вечности. Теоретический интеллект не может проникнуть в эту простую сущность. Это понимание является источником света знания, к которому разум не имеет доступа. Человек должен отвернуться от логики, чтобы открыть это знание. В иранском мистицизме говорится: «я испытаю благоразумный интеллект, и с того момента я сойду с ума». Хагакурэ, в свою очередь, считает решимость и усилие выше интеллекта.
В нравственной системе Ямамото придается особое значение образованию, оно определяется как непрекращающийся поток, длящийся всю жизнь. Первым принципом воспитания самурая является самосовершенствование и взращивание духа мужества и уверенности в себе. Эта же концепция заняла видное место в иранском и исламском мистицизме, называемом великим джихадом или джихадом против себя. В этой философии настоящая победа заключается не в победе над врагом, а в победе над собой. Первый шаг к самосовершенствованию – это самопознание.
Значение, придаваемое самодисциплине в иранском и исламском мистицизме, можно найти в следующем повествовании:
«Увидев возвращающиеся с фронта армии, Пророк Божий сказал: блаженны те, кто совершил малый джихад, но еще не совершил большой». Когда его спросили, что такое большой джихад, Пророк ответил: «джихад своего «я» (борьба против себя)».
Автор:
Похожие новости
Добавить новость