Масутацу Ояма. Я начал свой путь в одиночку (продолжение)

 

– Не-е-ет!.. Что-то Вы темните, Вы просто не хотите дальше говорить – и все тут! – обиделся я.– Бывает же, что на человека нападут бандиты, а он совсем не виноват. Что же ему, сразу сдаваться, что ли? Так и помереть можно!

И он поведал мне о том, что в Японии есть специальная школа, где учат драться. Туда принимают мальчиков уже с пяти-шести лет. Сначала идут упражнения. «Уверяю тебя, они настолько скучны, что ты и представить себе не можешь. Многие не выдерживают и бросают, ну а те, кто, несмотря ни на что, остается и терпит все до конца, никто из них ни разу еще не пожалел».

– И что же это за упражнения? – не выдержал я. Очень уж мне не терпелось сразу все узнать.

 

И действительно, где-то через два-три дня, он собрал нас в небольшую команду, было нас человек восемь, и принялся показывать то, чего мы так долго ждали. Мы с жадностью ловили каждый его жест, каждое слово. Монотонность упражнений нас вовсе не пугала, так велика была жажда научиться побеждать в бою кого угодно. Он, конечно же, перемежал занятия с рассказами о своих победах и победах своих товарищей. Говорил, как один выходил против нескольких человек, и всех неизменно укладывал наземь. Тут я снова услышал название «Справедливый кулак». Это он не про себя, это его школа, оказывается, так называлась. Потом, правда, школу переименовали, но за ним это прозвище, как видите, закрепилось надолго.

 

Как бы там ни было, уже через несколько лет, когда мы с родителями, братьями и сестрами, когда вся наша семья переехала жить в другое место, я не переставал думать о господине Сумомо. Всякий раз я с благодарностью вспоминал все то, чему он меня в детстве научил. Тогда я не был уверен, пригодится ли мне его наука. Уехал – и все. На новом месте меня отвлекали другие дела: учеба в школе, помощь дома по хозяйству.

 

Но пришло время – и я снова занялся каратэ. Было это, конечно, нелегко, был я, надо сказать, в одиночестве. Тогда трудно было найти единомышленников, особенно, когда речь шла о чем-то таком, чему надо было посвятить всего себя, всю свою жизнь. Так что, как видите, начинал я в одиночку.

 

Уединение – иногда вещь совершенно необходимая. Здесь на тебя никто не давит, не заставляет невольно перенимать свое, лично нажитое. По наитию ты начинаешь чувствовать то, чего в толпе почувствовать не удается, такие мысли вдруг в голову приходят, какие обычно рождаются только под влиянием одиночества. Я благодарен тому времени, благодарен своему вынужденному одиночеству, которое помогло мне создать свою школу, не подверженному никакому постороннему влиянию.

 

Я пошел своей дорогой, выбрал тот свой единственный путь, о котором, вероятно, и говорил господин Сумомо. Тогда я мало что понимал, но теперь я со всей ясностью и отчетливостью представлял свою дорогу, всю свою будущую жизнь. Вышел я на эту дорогу один, но с тем, чтобы впоследствии присоединить к себе многие тысячи.